Может ли быть устойчивой экономика общества потребления?

Данилов-Данильян В.И.
Институт водных проблем РАН,
Россия, г. Москва

В конце 2008 года неожиданно (для многих) разразился глобальный финансово-экономический кризис. В заполнивших всю мировую прессу рассуждениях о его причинах доминирует точка зрения, объясняющая все беды изъянами современной финансовой системы. В большинстве случаев отмечают недостатки, заметные изнутри этой системы. А именно, критерии платежеспособности заёмщиков, применяемые при выдаче займов, слишком низкие; контроль со стороны кредиторов за использованием заёмных средств и финансовым состоянием заёмщика в период погашения займа недостаточен (точнее, практически отсутствует), во многих страховых компаниях безответственно распоряжаются страховыми фондами и т.п.

Можно указать ряд причин, в силу которых выбирается именно такой подход к анализу возникших проблем. Во-первых, «спусковой крючок» кризиса, несомненно, находился внутри финансовой системы, и многие увлечённо занялись детективным расследованием: кто, где, когда, у кого, зачем и сколько занял денег и во­время не возвратил долг, сдвинув тем самым лавину неплатежей, банкротств и пр. Во-вторых, очень естественно поставить вопрос: как много таких «спусковых крючков» в финансовой системе? Легко убедившись, что они встречаются на каждом шагу, остаётся только заняться разработкой мер по их устранению, т.е. проектами возведения барьеров, которые были бы непреодолимыми для того, кто там-то тогда-то у того-то затем-то занял столько-то денег. В-третьих, в краткосрочном аспекте необходимы меры именно такого рода, поскольку они относительно легко реализуемы и дают довольно быстрый эффект. Однако они не устраняют глубинных причин, обусловивших неустойчивость финансовой системы, и, будучи паллиативными, не обеспечивают надежного, долгосрочного результата.

Вместе с тем ряд аналитиков остро критикуют финансовую систему за недостатки, которые лучше видны, если смотреть извне системы. Прежде всего, объём финансовых операций не соответствует продуктивности реального хозяйства, происходит массовый запуск в обращение производных ценных бумаг (деривативов и пр.). За колоссальным оборотом «виртуальных денег» стоят не товары и услуги, а, по преимуществу, очередь вторичных («третичных», «четвертичных» и т.д.) финансовых документов. С одной стороны, «виртуальные деньги» – это деньги, и в принципе за них можно купить реальные товары или оплатить ими нефинансовую услугу (например лечение или турпоездку). Но, с другой стороны, акт купли-продажи вторичной ценной бумаги совсем не обязательно влечёт необходимость что-то производить, перевозить, то есть какие-либо непосредственные материальные последствия, так что подобный акт происходит скорее в виртуальном, нежели в реальном мире. В реальном мире он не столько происходит, сколько обозначается. Далее, сделки на рынке вторичных ценных бумаг имеют, как правило, спекулятивный характер, иначе и быть не может с виртуальными деньгами. Соответствующие акты купли-продажи не только происходят в огромном количестве, но и производятся с невероятной быстротой, а в случае пользования Интернетом не требуется никаких непосредственных контактов продавца с покупателем (или между их представителями), всё это подчёркивает виртуальный характер торговли. Она напоминает уже не столько товарный рынок, сколько компьютерную игру.

Финансовую систему обвиняют в том, что увлечённые виртуальным рынком банки всё меньше внимания уделяют инвестиционному кредитованию. Конечно, наблюдаемое в течение трёх десятилетий снижение инвестиционной активности в мировой экономике объясняется не только этим увлечением, но, видимо, и данный фактор вносит немалую лепту.

Растёт недовольство американским долларом, всё ещё выполняющим функцию единой мировой валюты, хотя его значение в этом качестве понемногу снижается. Дальнейшее ослабление доллара как единого знаменателя валютного рынка может быть только следствием сужения долларовой зоны, усиления конкурентных валют. Появление одной или нескольких валют, способных на равных конкурировать с долларом на мировом рынке, и будет означать переход от доминирования к паритету. Однако очевидно, что никакими договорённостями этот переход осуществить нельзя, его может обеспечить только реальное изменение соотношения валют по их роли в международном обмене.

Открытым остаётся вопрос о том, потребуется ли со временем единая наднациональная валюта. Аргументы в пользу этого решения достаточно очевидны. Но, во-первых, такая валюта, а именно, золото, уже была, и в течение многих столетий адекватно выполняла эту функцию. Но мир менялся, ещё в XIX в. начали обнаруживаться недостатки основанной на золоте валютно-финансовой системы. В полной мере они проявились и были осознаны в результате Великой депрессии 1929–34 годов, это как раз и вызвало к жизни Бреттон-Вудские соглашения, установившие ныне действующий (с некоторыми не очень значительными модификациями) порядок. Во-вторых, появление новой универсальной символической валюты (в отличие от материального золота), скорее всего, станет фактором, способствующим дальнейшей виртуализации финансово-валютного рынка, в то время как – и это вряд ли вызывает сомнения – сейчас необходимо двигаться в противоположном направлении. Может быть, когда-нибудь идея наднациональной валюты найдёт воплощение, но от этой прекрасной поры нас отделяет далеко не один глобальный кризис и не одна перестройка мирового экономического порядка.

Если для анализа кризиса занять позицию не просто вне валютно-финансовой системы, но на максимальном удалении от неё, мы попадём в стан философов, социологов, культурологов и экологов. Здесь говорят, что для понимания природы кризиса и его причин такое удаление необходимо, подчёркивают, что кризис имеет системный, общецивилизационный характер и для его преодоления лечить надо не только экономику и, тем более, не одну лишь валютно-финансовую систему, но цивилизацию в целом. Перечислению и анализу болезней современной цивилизации посвящены тысячи книг, однако в них практически не содержится заслуживающих внимания предложений, пусть даже – для начала – c некоторой долей утопизма, но всё же позволяющих надеяться, что дальнейшая работа над ними может привести к конструктиву.

Абсолютизация финансовой сферы в изысканиях экономистов-теоретиков зашла так далеко, что даже те, кто категорически возражает против этой абсолютизации, не связывают причины кризиса с изменениями, произошедшими в структуре мировой экономики в последние десятилетия. Между тем масштаб этих изменений настолько велик, что они не могли не повлиять на финансовую систему самым радикальным образом. Чтобы убедиться в этом, надо соответствующим образом выбрать ракурс анализа этой структуры.

Общепризнанным после работ Дэниэла Белла стало выделение трёх этапов экономического развития и, соответственно, трёх типов хозяйства. Первичное хозяйство ориентировано на слабообработанный природный материал (его также называют аграрным, так как исторически оно начиналось с доминирования сельского хозяйства, и слово «земля» вплоть до конца XIX в. выступало как синоним термина «природные ресурсы»). В индустриальном хозяйстве доминируют процессы обработки этого материала. Наконец, в постиндустриальной экономике доминируют информационные процессы и технологии, соответственно, этот этап называют также информационным, или экономикой услуг. Эта упрощенная схема верно схватывает тенденцию, однако сегодня в каждой реальной национальной экономике присутствуют элементы всех трёх типов, образуя три комплекса – первичной экономики, индустриальной экономики и экономики услуг. Соотношения между этими комплексами в разных странах, разумеется, далеко не одинаковы.

К сожалению, далеко не всегда национальные системы статистики дают необходимые данные для определения таких соотношений. Сфера услуг крайне неоднородна по сложности труда, его технической вооружённости и по потребностям, ради удовлетворения которых производится продукция этой сферы (от бытового обслуживания населения до государственного управления и науки). Неоднозначны критерии отнесения видов деятельности или производств к тому или иному из названных трёх комплексов. В первичной экономике труд направлен на извлечение природного вещества из природных или природно-антропогенных систем. Индустриальная экономика занимается обработкой этого вещества. Экономика услуг использует продукт, произведённый индустриальной экономикой, уже не в качестве предмета труда (так обстоит дело в самой индустриальной экономике), а как его средство (ножницы, фен, краска и пр. парикмахера, набор приборов и инструментов специалиста по ремонту бытовой техники, фотоаппарат фотографа, компьютер банкира). Конечно, картина огрублена, например, кинопроизводство связано не только с использованием кинокамеры, труда актёров, режиссёров, сценаристов и т.д., но и с пошивом костюмов, сооружением декораций, а эта деятельность в определённых чертах напоминает как работу в сфере услуг, так и индустриальное производство. Однако подобные неоднозначности (можно указать и другие их проявления) не вносят принципиальных изменений в тот образ экономики, который здесь предлагается с целью анализа роли её структуры для феномена кризиса.

Общеизвестно что в постиндустриальном мире экономический рост происходит, прежде всего, в секторе услуг, он тянет за собой весь ВВП и «раздувается» гораздо быстрее других секторов, так что в относительных показателях последние сжимаются. По официальной статистике, в США на первичную экономику приходится около 6 % ВВП. Относительно малая доля первичной экономики объясняется отнюдь не слабостью этого комплекса, а гипертрофией сферы услуг. Более того, в самой этой сфере доминируют финансовые операции и индустрия развлечений (которой принадлежит самая большая доля в экспорте США), а вовсе не традиционные направления, развитие которых довольно жёстко детерминируется социально-экономическими факторами и сферой материального производства. Объёмы производства специфических услуг, направленных на удовлетворение материальных потребностей населения (розничная торговля, общественное питание, водоснабжение, теплоснабжение, общественный транспорт, бытовое обслуживание и т.п.), на поддержание его здоровья и на его общее и профессиональное образование, сбалансированы с численностью населения, уровнем благосостояния и спросом на труд, а обслуживание сферы первичного и индустриального секторов – соответственно, с объемами их основных фондов и выпуска продукции. В традиционные направления входит и производство деловой информации – научной, технической, проектной и регулятивно-управленческой.

Услуги, связанные с материальной стороной жизни человека, здравоохранением, образованием, функционированием отраслей материального производства, и производство деловой информации будем относить к материальному сегменту сферы услуг. Кроме этого сегмента в сфере услуг остаются ещё два – финансовый и индустрия досуга. Последний сегмент будем называть развлекательным, он представлен всеми видами деятельности, направленными на удовлетворение обусловленных досугом потребностей человека, т.е. индустрией развлечений в широком понимании, включая не только кино, телевидение, радио, аудио- и видеозаписи, развлекательную печатную продукцию, концертную деятельность, но и туризм, весь коммерческий спорт, всевозможные дисней-лэнды, фитнес-клубы, казино и т.д. Если бы такие услуги, пусть не целиком, но хотя бы в преобладающей своей части соответствовали минимальным требованиям качества, прежде всего приличного вкуса, содействовали бы гармоничному развитию человека, обеспечивали реальные вложения в человеческий капитал (в дополнение к системам образования, здравоохранения и пр.), то можно было бы сказать об услугах, направленных на удовлетворение духовных потребностей. Реальность же такова, что, используя модное сорное слово в его точном значении, приходится говорить о как бы удовлетворении духовных потребностей и удовлетворении как бы духовных потребностей; то же относится и к физическому развитию, которому коммерческий спорт в большей мере препятствует («замораживая» людей перед телевизором), нежели содействует.

Итак, в сфере услуг выделены три сегмента: материальный, финансовый и развлекательный. Финансовый и развлекательный сегменты сферы услуг выбрасывают на рынок производимые либо «запускаемые» (в частности, в случае деривативов) сущности, к которым вполне адекватно можно применить термин симулякр, введённый в оборот ещё Платоном и избранный Ж. Бодрийяром для обозначения главного понятия его концепции символического обмена. Эти сущности будем называть не просто симулякрами, но конечными симулякрами. Кроме того, к конечнымсимулякрам следует отнести также демонстрационное потребление и т.п. Далее, надлежит учесть всю продукцию (товары и услуги), необходимую для производства конечных симулякров. Начиная с них, надо «вытянуть» технологические цепочки (двигаясь по ним «назад») производства всей продукции, требующейся для выпуска (а также «запуска») конечных симулякров. Таким способом в принципе можно выделить ту часть экономики, которая производит симулякры и обеспечивает это производство тем, что для него необходимо. Подобная задача перед экономической наукой ещё не ставилась, но, думается, для количественного описания современного мирового хозяйства её решение необходимо.

Именно финансовый и развлекательный сегменты сферы услуг (конечные симулякры) оказались самыми быстрорастущими в экономике США с конца 1960-х годов. Они оказались «локомотивом» американской экономики, стимулируя производство всех необходимых для них косвенных симулякров. Другие развитые страны, заметно отставая от лидера западного мира, были втянуты в соревнование на скорость роста этих сегментов. Как представляется, финансовый и развлекательный сегменты не случайно оказались рядом. Кроме самого быстрого роста в сравнении с другими структурными подразделениями экономики развитых стран (да и, во многих случаях, развивающихся), им присущи и иные особенности.

Прежде всего, эти сегменты сравнительно недавно вышли на значимые экономические позиции: в частности, во время «великой депрессии» им не принадлежала сколько-нибудь существенная доля в ВВП (хотя и тогда нашлись охотники поискать первого неплательщика, из-за которого, якобы, произошёл обвал на нью-йоркской бирже в 1929 г.). Эти молодые сегменты не принимались в расчёт при разработке кейнсианских рецептов регулирования экономики. Конечно, в подобных рецептах активно использовались финансовые инструменты, более того, их развитию в качестве средств государственного регулирования весьма способствовала реализация кейнсианских программ. Но объектом применения финансовых инструментов была не финансовая система, а первичная экономика, индустриальная экономика и материальный сегмент сферы услуг. Настаивая на необходимости государственного стимулирования внутреннего спроса, Дж.М. Кейнс заведомо не имел в виду спрос на вторичные ценные бумаги.

Кейнсианские программы имели несомненный успех. Проблема существенного уменьшения амплитуды циклических колебаний экономики была решена практически на период в 70 с лишним лет. Даже глобальный энергетический кризис 1973–74 годов не расшатал мировую экономику, но содействовал структурной перестройке хозяйства развитых стран (в направлении повышения энергоэффективности и снижения экологоёмкости). Поскольку кейнсианские программы базировались на отнюдь не либеральных принципах, о них почти перестали говорить в либеральном мире, как только спала (благодаря реализации именно этих программ) острота проблемы. Затем их стали критиковать представители различных монетаристских школ, хотя государственные банки, федеральные резервные системы и прочие регулирующие органы всех крупных стран без особой огласки продолжали применять по сути кейнсианские методы даже во времена М. Тэтчер и Д. Рейгана.

Что же случилось осенью 2008 года? Почему не сработали проверенные кейнсианские методы регулирования экономического цикла? Потому что мировая экономика стала существенно иной, радикально изменилась её структура из-за чрезмерного роста финансового и развлекательного сегментов сферы услуг, из-за взрыва производства симулякров. Благодаря этому характер кризиса оказался совсем иным, чем у кризисов перепроизводства, на подавление которых ориентированы кейнсианские методы. В мировой экономике с новой структурой созрел не классический для капитализма кризис перепроизводства, а принципиально новый кризис функциональной избыточности. Дело не в том, что в какой-то момент каких-то продуктов произвели больше, чем соответствовало общественной потребности, но в том, что новые сегменты сферы услуг (финансовый и развлекательный) расширились в мировом хозяйстве до таких масштабов (в денежном измерении), при которых они становятся для глобальной экономической системы постоянно действующим дестабилизирующим фактором.

Упомянутое ранее снижение инвестиционной активности в мировом хозяйстве, наблюдаемое при отнюдь не низких показателях экономического роста, – проявление тех же самых структурных сдвигов: для роста симулякров не нужны большие инвестиции в материальное производство. А что нужно? – Вложения в человека, но не те, что развивают его, а наоборот, приспосабливающие его к расширенному потреблению симулякров, что обеспечивается использованием этих самых симулякров уже не в качестве цели, а как средства её достижения. Получается процесс с положительной обратной связью, с самоусилением, если пользоваться терминологией кибернетики.

Какие причины обусловили этот феномен и способствовали столь бурному «расцвету» новых сегментов сферы услуг?

Финансовая система и индустрия досуга сходны между собой и отличаются от других структурных подразделений экономики тем, что деньги здесь «делаются» очень быстро и относительно легко (естественно, о высоком искусстве речь не идёт), часто – почти без усилий. При этом высока степень риска: в финансовой системе – больших потерь на сделках, в индустрии развлечений – утраты источника дохода (мода – переменчива). Между рискованными деньгами и лёгкими деньгами очень высокая корреляция. Наоборот, предприниматели, зарабатывающие трудные деньги в традиционных секторах, редко склонны к риску и предпочитают оставаться в своей сфере деятельности (расширяя, изменяя её, диверсифицируя производство, создавая вертикально интегрированные структуры, но не переходя в далёкие, по сути изолированные от неё сферы). Для рынка финансовых «виртуальностей» очень важно участие в них лёгких денег, а на ранних стадиях его развития оно необходимо, и, несомненно, существенным их источником для этого рынка была индустрия досуга.

Финансовые средства, образовавшись в каком-либо секторе экономики, лишь частично остаются нём, распространяясь по всей социально-экономической системе. При этом избыточные финансовые средства, не востребованные для удовлетворения «нормальных» потребностей индивидов, обладающих этими средствами, стягиваются именно туда, где можно получить – пусть даже и с большим риском – лёгкие деньги, или затрачиваются в сегменте индустрии досуга. В этом аспекте конкурентом последней выступает демонстрационное потребление в материальной сфере, которое, кстати, тоже надлежало бы учитывать как проявление избыточности в экономике, хотя методологически это очень трудная задача.

Избыточность потребления как феномен, характерный для верхушки правящих классов, проявлялась во все времена. Этот феномен всегда был существен для развития экономики, выступал как один из стимулов научно-технического прогресса, прямо и косвенно влиял на многие социальные процессы, на выработку политики и т.п. Однако никогда ранее избыточное потребление не становилось и не могло стать фактором, значимым для созревания глобального финансового кризиса. Для исполнения такой роли избыточное потребление и, более общо, избыточность в экономике должна была стать массовым явлением. Начало этому процессу было положено в Великобритании, ещё в конце XIX в., когда впервые было осознано, что оптимальный с точки зрения капиталиста размер зарплаты рабочего – вовсе не минимальный, обеспечивающий воспроизводство рабочей силы, а тот, при котором достигается максимум отдачи от зарплаты. Этот английский урок был быстро усвоен американским бизнесом и весьма способствовал тому небывалому экономическому росту, который происходил в США в 1-й четверти XX века.

Формирование широкомасштабного избыточного потребления – результат «восстания масс», естественно, не по марксистско-ленинским предписаниям, не как следствие классовой борьбы пролетариата, а, скорее, в понимании Х. Ортеги-и-Гассета. Это результат того, что весьма значительная часть населения развитых капиталистических стран (в США – большинство уже к середине ХХ в.) получила в своё распоряжение немалые финансовые средства и ресурсы свободного (от работы и занятий домашним хозяйством) времени, не будучи подготовлена ни этически, ни культурно к тому, чтобы и то и другое расходовать во благо себе и обществу. Ортега первым почувствовал и описал этот феномен (его «Восстание масс» опубликовано в 1930 г.). Эта часть населения и восстала против традиционной морали (не в теории, а на практике), против традиционных представлений о культурных ценностях и предъявила спрос на субкультуру, на продукцию индустрии развлечений, на симулякры всех видов и разновидностей. Конечно, такой спрос не только поощрялся производителями соответствующей продукции, но инспирировался, воспитывался, навязывался. Г. Маркузе называл такие индуцированные, вменённые потребности «массового человека» репрессивными, поскольку окружающая индивида социальная среда формируется таким образом, что у него, собственно, и выбора не остаётся, альтернатива только одна: жить так, как «положено» в обществе потребления.

К «великой депрессии» экономика США лидировала в мире, она быстрее других оправилась от этого кризиса и резко увеличила отрыв от Западной Европы во время Второй мировой войны. Послевоенный биполярный мир представал как арена для глобальной американской экспансии. Как и всякая грамотно построенная экспансионистская политика, она активно использует идеологическое давление. В пропаганде 1950–70-х годов слоган «американский образ жизни» встречался, пожалуй, чаще, чем слова «свобода» и «демократия». Этот «образ жизни» предполагал благоденствие «массового человека» в условиях общества потребления, базирующегося на рыночной экономике. Обеспечив большинству своего населения высокий уровень благосостояния, развитая рыночная экономика ничего не сделала для возвышения человека. Наоборот, оказалась выгодной промывка мозгов посредством рекламы и иных PR-технологий, с тем чтобы упростить духовные потребности, низвести культуру до субкультуры. Стотысячный стадион даёт несопоставимо больший доход, чем филармонический зал (большинство симфонических оркестров и вовсе не окупаются, существуют только благодаря спонсорской поддержке), а если на футбольном поле соорудить эстрадные подмостки и заставить те же 100 000 хлопать в ладоши под самый примитивный ритм, отбиваемый попсовой группой, доход можно ещё более увеличить. Вестернизация оказалась по преимуществу американизацией, её главный социокультурный результат – разрушение национальных культурных традиций и субкультурное зомбирование людей, количество которых измеряется десятизначными числами, а экономический – создание колоссальной индустрии досуга.

Однако современная цивилизация не в состоянии обеспечить всё население Земли не только хлебом и зрелищами, но даже одним лишь хлебом в достаточном количестве. Если же наступают тяжёлые времена, то большинство имевших как хлеб, так и зрелища отказываются, естественно, от зрелищ. Отнюдь не случайно скандалы с выплатой бонусов менеджменту разорившихся банков происходили одновременно с умильными сообщениями о трёх- или четырёхкратных снижениях гонораров поп-звёзд и деятелей шоу-бизнеса. Поскольку индустрия досуга через десятки миллионов занятых в ней вросла в современную экономику и от её доходов зависит спрос на товары любых секторов, ясно, что падение спроса на её собственную продукцию вызывает экономический обвал, неплатёжеспособность огромного количества заёмщиков и других, связанных с ними, экономических агентов. Эта весьма повышенная чувствительность к колебаниям экономической конъюнктуры – ещё одна общая черта индустрии досуга и финансового сегмента сферы услуг, особенность очень неприятная, поскольку усиливает неустойчивость и без того не слишком прочной мировой экономики.

Можно продолжить перечень негативных последствий для мировой экономики (и цивилизации в целом), происходящих вследствие гипертрофии финансового и развлекательного сегментов сферы услуг. Проблема косвенных последствий экономической деятельности (как негативных, так и позитивных) была замечена и проанализирована А.С. Пигу почти век назад. Он назвал экстерналиями, или внешними эффектами, такие феномены, когда производственная деятельность одних экономических агентов приводит к побочным результатам, не регулируемым рынком, но существенным для других экономических агентов (физических лиц, предприятий, государственных и муниципальных структур, общества в целом). Причина возникновения экстерналий состоит в том, что производство прямо или косвенно использует факторы, вовсе не имеющие рыночной цены или оцениваемые рынком в недостаточной степени.

Классический пример экстерналии – загрязнение окружающей среды предприятием в условиях, когда никаких платежей за это загрязнение не предусмотрено. Пигу предлагал бороться с негативными экстерналиями с помощью интернализации, т.е. введения таких механизмов (корректирующего налога и корректирующих субсидий), которые заставят рынок адекватно оценить факторы, обусловливающие возникновение экстерналий. В приведённом примере корректирующий налог – это плата за загрязнение окружающей среды. Игнорируя важность охраны среды, поскольку рынок не понуждал к этому, предприятие-загрязнитель получало дополнительный доход вследствие экономии на затратах для создания очистных сооружений. Корректирующий налог исправляет эту ситуацию, мобилизуя силы рынка.

Если экстерналии, описанные Пигу, происходили из-за недооценки рынком каких-либо общественно значимых факторов, то в рассматриваемом нами случае имеет место противоположное: рынок оценивает результаты запуска и производства симулякров чрезмерно высоко, и это стимулирует неоправданное разрастание названных сегментов со всеми вытекающими отсюда негативными социальными и экономическими последствиями. Помимо повышения неустойчивости экономики к таким последствиям (на наш взгляд, даже ещё более серьёзным) нужно отнести пагубное воздействие на культуру и этику современного человека, социально-экономическое поведение которого влечёт деградацию среды его обитания, распад его генома и разрушение стабилизационных социальных механизмов. Всё, что сказано сотнями авторов о тупиковом характере общества потребления, следует отнести и к имманентной этому обществу структуре реального сектора его экономики. Экономика общества потребления не может быть устойчивой!

Это, конечно, отнюдь не означает призыва к искоренению индустрии развлечений или рынка вторичных ценных бумаг. Хотя призывы к подобным действиям время от времени раздаются, они не только нереализуемы, но и не отвечают действительным целям, ради достижения которых предлагаются. Однако, безусловно, следует искать меры по смягчению (а со временем и устранению) негативных последствий деятельности в сфере виртуальных финансов и в индустрии досуга для развития цивилизации.

Как представляется, условия для эффективного применения идеи Пигу о корректирующем налоге выполнены и в случае экстерналий, обусловливаемых производством симулякров,. Высокий (относительно других видов деятельности) налог на доходы, получаемые в этих сегментах, приведёт к повышению рисков для операций с виртуальными финансами и сокращению оборота на этом рынке, а в индустрии досуга – к повышению цен на её услуги, следовательно, к падению спроса на них. Можно проследить и другие позитивные следствия введения такого корректирующего налога. В итоге объём деятельности в обоих сегментах снизится, а государство получит в своё распоряжение совсем не шуточные дополнительные финансовые средства. Не надо уговаривать банкиров не брать бонусы. Надо так отрегулировать банковскую деятельность, чтобы в случае, если её результат признаётся неудовлетворительным с позиций общества, у банка не оставалось никаких средств на выплату бонусов.

Естественно, введение корректирующего налога подобного рода вызовет яростные возражения, подобные, например, тем, какие встретил Киотский протокол или многие другие меры, в той или иной форме реализующие идею интернализации внешних эффектов. Всем инновациям такого рода уготована нелёгкая судьба. Однако сдерживание безудержного роста финансового и развлекательного сегментов сферы услуг необходимо, и среди возможных способов решения этой задачи корректирующий налог представляется наиболее соответствующим рыночной системе, наиболее доступным уже сегодня.

Дополнительные средства государство должно направить не только в резервные фонды на случай будущих кризисов, но, прежде всего, на вложения в человеческий капитал, на реализацию продуманной культурной политики, на охрану окружающей среды, на техническую помощь развивающимся странам. Философы, социологи, культурологи и экологи, конечно, правы, когда говорят, что для устранения опасности кризисов, подобных нынешнему, лечить надо цивилизацию в целом. Для того чтобы выжить, ей предстоит изменить человека. Новый человек должен быть, прежде всего, носителем новой морали, основанной на принципах ответственности перед будущим (Ганс Йонас) и благоговения перед жизнью (Альберт Швейцер). 

Назад к списку