Принципы организации социального поведения в теории динамики групп Э.Л. Берна

А.В. Волков
Тульский государственный университет,
г. Тула


В современной экологии представления об инструментальных аспектах культуры, имеющих отношение к проблеме энерго-информационного обмена между обществом и природой и, как следствие, позволяющих говорить о вовлеченности культуры в знакопеременную обратную связь (на начальном этапе истории – отрицательную, обеспечивающую коллективную адаптацию, а, видимо, с середины XIX века – положительную, выводящую системные параметры в область закритических значений), распространены довольно широко.

Так, по мнению российского антополога академика В.П. Алексеева, поведение человека в природе действительно отличается «…качественно новым компонентом – социальным моментом. Этот социальный компонент настолько полно пронизывает всю человеческую жизнь, что его постоянно следует учитывать при любом аспекте отношений между обществом и природой». Причем объяснение многим фундаментальным и своеобразным чертам культуры следует искать в глубинах национальной психологии [1, с. 7; 16].

Функциям культуры ведущая роль отведена в теории динамики групп Э.Л. Берна: «Для практического понимания организаций и групп необходимо иметь пригодную для использования теорию групповой культуры, поскольку культура влияет почти на все происходящее в социальной агрегации». Автором подчеркивается, что культура изменяется не с индивидом, а с группой, в которой находится индивид. То есть, индивид приспосабливается к культуре, а не наоборот, за исключением случая с первичным лидером [2, с. 66]. Следовательно, культуру необходимо анализировать как групповой феномен, а в качестве её численной меры рассматривать подходящую интегральную характеристику группы, например, удельную – в расчете на одного человека – скорость изменения количества каких-либо элементов в агрегации (правда, на этом пути возникает проблема решения обратных задач).

В качестве одной из задач культуры Берн выделяет сохранение и развитие положений конституции группы. Установленные конституцией роли членства и их функциональные отношения закрепляет организационная схема группы. Свойство, согласно которому функциональные отношения в группе остаются постояннными, независимо от изменений в её индивидуальной структуре, автор именует организационной тождественностью.

Понятие организационной тождественности групп представляется нам важным, поскольку, по-видимому, содержит указание на принципиальную инвариантность и аддитивность механизмов социального развития. Как мы понимаем, в качестве основания теоретических построений инвариантность развития допускается не только науками о Земле (униформизм и сменивший его актуализм), но и науками о человеке.

В наших построениях инвариантом (от лат. in – частица отрицания, varians – меняющийся) признается блок сложной системы, сохраняющий своих параметры долгое время и потому определяющий качественную неизменность подсистем более низкого уровня иерархии, вовлеченных в динамические (обратимые) изменения. В качестве модели культуры предложена иерархия взаимодействующих эшелонов-инвариантов, воспроизводящих динамику социальных институтов [3, 4]. Каждому эшелону поставлено в соответствие «характерное время» его изменений. Сопоставление временно¢й организации и парциального вклада инварианта (качества обусловленных им изменений) в ход социальных процессов является отличительной чертой реализуемого подхода1. Следует подчеркнуть, что немонотонное и, на первый взгляд, непериодическое развитие социальных систем действительно может быть приближено аддитивной полигармонической моделью, отражающей парциальный вклад конечного числа инвариантов, подобно тому, как все многообразие химических веществ конструируется из конечного набора химических элементов. Параллель между соответствующими характеристиками ритма и химического элемента представляется нам неслучайной (рис. 1).

Рис 1. Единство принципов композиции вещества и волнового поля

Представления об организованности мотивационно-деятельностной сферы человека и общества обнаруживаются не только в светской, но и в религиозной литературе. Например, в эссе «О духовной жизни» православного богослова, историка и переводчика доктора философии Г.В. Алфеева (епископа Илариона) читаем: «Каждому из нас приходится жить одновременно на нескольких уровнях. Мы всегда в какой-то степени на поверхности, ибо вовлечены в круговорот событий и впечатлений земной жизни. Но одновременно мы призваны жить на глубине – там, где и происходит подлинная жизнь, «жизнь с избытком». Духовное путешествие заключается в том, чтобы постепенно все более и более отрешаться от внешнего и прилепляться к внутреннему, приобщаться к тому, что является сердцевиной жизни» [5, с. 78].

Проблема корректного описания набора инвариантов (ограниченный / бесконечный, дискретный / непрерывный) требует специального рассмотрения. Предварительно отметим, что в поведении животных Л.В. Крушинским выделялось ограниченное число «элементарных реакций поведения». По мнению Э.Л. Берна, «при правильной классификации групповых действий можно утверждать, что у каждого индивидуального члена есть только ограниченное количество поведенческих выборов». При этом ограниченный набор скрытых мотивов порождает «определенные повторяющиеся наборы трансакций» и результирующих кульминаций поведения [2, с. 177]. Следовательно, на индивидуальном и групповом уровнях число постоянных мотивов поведения, порождаемых ими наборов трансакций и результирующих кульминаций конечно, и выделенные конструктивы могут быть типизированы.

Смысловые эквиваленты понятия «инвариант развития» предложены многими авторами. Например, в теории выбора В. Виндельбанда отмечается, что и в онтогенезе, и в социогенезе обнаруживается «фундамент постоянных представлений», вводящий рамки свободного деятельного выбора. Являясь актуально неизменными, инвариантными, подобные представления служат эталонами при оценке и каталогизации текущих событий. Применительно к человеку речь ведется о «постоянных мотивах», применительно к обществу – о мифах, религии и науке, интегрированных в общую картину мира.

На основании ритмических характеристик в композиции и материальных, и идеальных (мыслимых) объектов В. Виндельбандом выделяются т.н. «несущественные» (изменяющиеся) и «существенные» (инвариантные) свойства; при этом изменения первых происходят на фоне вторых. Этот методологический прием распространяется на всю структуру объекта, позволяя говорить о наличии иерархической структуры: «Мы различаем в <представлении объектов>… существенные свойства от несущественных, руководствуясь главным образом критериями длительности и мимолетности, но в то же время… без недоумения видим, как появляются и исчезают сменяющиеся <характеристики>… у какой-нибудь вещи… Таким образом, существенные свойства образуют до известной степени более тесное ядро, вокруг которого может происходить смена свойств несущественных. Пытаясь затем применить это отношение также ещё и к комплексу существенных свойств, мы требуем… снова открыть в этом тесном ядре еще более тесное и внутреннее, которое в свою очередь снова должно обозначать <наиболее>… существенное в нем» [6, с. 68].

Подобно материальным системам, иерархически организованной является и структура сознания (воли), включающая инвариантный блок постоянных мотивов («постоянных определений») и блок переменных мотивов («мимолетных мотивов»). Постоянные мотивы образуют фундамент системы, а переменные мотивы – её надстройку, характеристики которой обусловлены разнообразными отношениями мыслящего субъекта к окружающей обстановке. Вовлечение в изменения инвариантов фундамента рассматривается как кризис системы: «Точно в таком же положении мы находимся, когда говорим… о воле. И в ней мы отличаем от мимолетных мотивов, пороисхождение и смена которых обусловлены нашим <текущим> положением и нашими разнообразными отношениями к окружающей нас обстановке, фундамент длящихся чувствований и хотений, который, как нечто существенное, выработался в нашем развитии. Мы без недоумения наблюдаем в себе смену мимолетного хотения, в то время как решительная перемена в постоянных определениях могда бы подать нам повод заподозрить тождественность нашей сущности» [6, с. 69].

Взаимодействия эшелонов в структуре сознания признаются автором практической предпосылкой для прогнозирования поведения человека:

«… Мимолетные мотивы являются только поводами, побуждающими к деятельности главные причины, – мотивы постоянные. Такова практическая предпосылка, на которой покоится всё наше знание людей, весь расчет и предвидение нашей общей жизни и нашего воздействия друг на друга» [6, с. 72]. Ключевую роль в построениях В. Виндельбанда занимает положение о принципиальной тождественности структуры мотивационной сферы человека и группы, в т.ч. общества.

Изменениям инвариантных структур как поводу «заподозрить тождественность сущности» социального организма уделяется внимание и в теории групповой динамики: «…Группа сохраняет свою организационную структуру при почти полной замене индивидуальной структуры… <аналогично> процессу в живом организме. … Происходит это потому, что взаимоотношения между новыми атомами примерно такие же, какие были между старыми. Это соответствует исторической преемственности конституционной структуры группы. В обоих случаях относительно незначительные изменения в главной организационной структуре могут вызвать гораздо более болезненные последствия, чем полное изменение атомной (индивидуальной) структуры… Таким образом, относительно постоянная организационная структура и подвижная индивидуальная структура в основном не зависят друг от друга» [2, с. 16]. Итак, в каждой группе обнаруживаются механизмы, обеспечивающие её инвариантность во времени. И если на индивидуальном уровне речь ведется о структуре мотивов выбора, то на уровне коллектива – о главной организационной структуре, воспроизводящей группу при изменениях персональной структуры. Иными словами, организационная структура ответственна за трендовую низкочастотную составляющую социальной динамики, а персональная структура – за высокочастотную составляющую, причем выделенные компоненты «в основном» не зависят друг от друга. В кризисные эпохи именно индивидуальная структура выступает расходуемым в известных пределах («в очень большой степени») ресурсом, обеспечивающим выживание и сохранение группы [2, с. 19-20].

Одним из надежных и потому универсальных механизмов преодоления кризисов признается обращение к мифологемам группы, к именам отцов-основателей, именуемых Э. Берном эвгемерами: «Обращение к традиционному канону во времена сомнений почти всегда приобретает персональную форму с привлечением имени соответствующего эвгемера. …В таком виде эвгемер осуществляет свою власть над последующими поколениями. …Даже в самых «нерелигиозных» группах первичный лидер и канон обладают священными свойствами» [2, с. 64]. Как уже отмечалось, «власть над последующими поколениями» и есть предназначение инварианта.

Бытующая в обществе на протяжении столетий-тысячелетий картина мира, включающая элементы мифологии и религии, отражает т.н. групповой характер. Групповой характер заявляет о себе не только в масштабные кризисные эпохи, но и в моменты повседневности, когда жизнь группы становится «нестерпимо скучной» (примером служат празднования нового года или масленицы, приуроченные к смене внутригодовых ритмов жизни общины): «Каждая группа должна выработать собственные способы законного нарушения социального контракта, иначе жизнь станет нестерпимо скучной. Эти отступления от строгого этикета и составляют групповой характер» [2, с. 65].

Смысл истории, её канон порождаются усилиями группы сохранить свое существование перед лицом внешних и внутренних угроз. В теории Берна история производна от действия групповых аппаратов: внешних, таких как армия, флот и дипломатический корпус, и внутренних, таких как национальная гвардия, полиция и силы оппозиции. Группа, прожившая долгий срок, имеющая богатый опыт борьбы с трудностями, начинает воспринимать исторический канон как полный смысла. Следовательно, канон обеспечивает «биологическую непрерывность» группы, которая, в свою очередь, выступает предпосылкой формирования самой системы инвариантов.

Безусловно, перед лицом угроз общебиологические механизмы выживания членства и группы в целом играют важнейшую роль. В этой связи уместно вспомнить хотя бы формулу Л.Н. Гумилева, рассматривающего этнос как биофизическую реальность, заключенную в социальную оболочку. В теории Берна «физическим силам» группы также отдается должное, но акцент смещается на инвариантность организационной структуры: «Эффективное выживание группы измеряется её способностью к организованной деятельности или борьбе. Конечно, в определенной степени оно зависит от идеологической и физической силы, но решающим фактором является организационная структура» [2, с. 20]. Обращает на себя внимание сама постановка задачи измерения эффективности выживания, решение которой требует тестирования интегральных показателей, отражающих физические силы членства, особенности идеологии и социальной организации группы.

По утверждению классика, группа начинается как мысленный образ. И какой бы ни была группа – большой или малой, обнаруживаются одни и те же условия её возникновения. Деятельность группы и иные проявления её активности закреплены групповым каноном, объединяющим конституцию, законы и культуру группы. Сутью канона выступают традиционные влияния, писаные и неписаные, регулирующие жизнь и деятельность группы и сообщающие лидеру власть. Среди указанных компонентов канона наибольший интерес для нас представляет культура.

В структуре культуры Э.Л. Берн выделяет три основных сегмента: техническую культуру, этикет и групповой характер.

Развитая в рабочих и военных группах техническая культура включает: все разновидности полезных и декоративных артефактов, все типы практической техники, предназначенной для изменения среды, а также все виды интеллектуальных операций. Объединяемые аспекты требуют использования направленного на реальность логического сознания и характеризуют ту часть личности, которую психологи именуют «Взрослый» [2, с. 66].

Групповой этикет базируется на общем социальном этикете, дополненном особенностями, приемлемыми в данной группе, закрепляет стандарты поведения и способы представления своей персоны. Как правило, этикет консервативен, т.е. меняется очень медленно и лишь при особых условиях. Эта часть групповой культуры происходит от аспекта личности, который психологи называют «Родитель» [2, с. 67]. Выступая наиболее «традиционным» эшелоном культуры, этикет предназначен для регулирования групповых сил, укрепления групповой структуры и «придания формы» групповому процессу.

Характер архаичнее этикета. Если этикет требует сдержанности, понимания и выполнения правил социального поведения, то характер – это непосредственное выражение инстинкта. Он включает многое из того, на что способен ребенок: смех, пение, плач. Проявления характера естественны и пластичны, поэтому его трудно запечатлеть или выразить в словах и текстах. По мнению Берна, групповой характер может быть сопоставлен с аспектом личности, называемым «Ребенок» [2, с. 67; 69]. Выполняя функцию «эмоционального» аспекта культуры, характер легитимизирует некоторые отступления от социального стандарта для выражения индивидуальных склонностей.

Итак, Э.Л. Берном выделены три блока эшелонов культуры: 1) глубоко залегающий, архаичный и неформализованный групповой характер, 2) наиболее консервативный групповой этикет и 3) служащая целям текущей – здесь и сейчас – адаптации техническая культура, объединяющая знания, технологии и технику. Тогда, применительно к проблеме механизмов социогенеза, эту последовательность, по-видимому, можно интерпретировать следующим образом: 1) наиболее погруженным в историю выступает эшелон коллективного бессознательного, наполняемый архаикой дохристианской мифологии; его возможности как инварианта развития (механизма устойчивости группы) и «характерные времена» процессов максимальны; 2) на этом фундаменте оформляется эшелон, отражающий общую картину мира и представления народа о т.н. жизненной правде; его возможности как инварианта и характерные времена процессов на порядок меньше; 3) динамичная современность представлена эшелоном, интегрирующем науку и технологии, практические знания и навыки, а также повседневную мотивацию и потребности «социальных атомов».

Следует признать, что историческая последовательность оформления блоков 2 и 3 приведенной схемы не столь очевидна, как хотелось бы. Действительно, техническая и технологическая культура, выступая посредником между природой и обществом и инструментом коллективной адаптации, обеспечивает биологическую непрерывность группы (высокую вероятность оставления потомства на протяжении длительного времени) и формирует определенные предпосылки для выработки и трансляции этических и эстетических регламентов, т.е. для социальной непрерывности. В свою очередь, этические регламенты (в расширенном их толковании) в одних случаях канонизируют, в других – инициируют смену технологических укладов и технической оснащенности группы. Иными словами, блоки 2 и 3 объединены обратной связью, и их позиционирование в схеме инвариантов требует дополнительного обоснования. Но нельзя исключать, что в зрелых группах технологическая культура выступает эшелоном, «подстилаемым» и «перекрываемым» этическими нормами с различными характерными временами изменения.

«Изложенные выше психологические аспекты культуры, – пишет Э.Л. Берн, – можно подытожить следующим образом. Техническая культура, то, что нужно делать, основана на реалистическом, объективном, «взрослом» подходе к реальности. Групповой этикет, то, что полагается делать <для сохранения отношений>, относится к традиции, имея дело со стандартами поведения и их поддержанием; эти традиции переходят от поколения к поколению и усваиваются от родителей. Групповой характер, то, что хотелось бы делать, с некоторыми ограничениями позволяет выразить наиболее архаичные аспекты личности. … Такой подход к культуре имеет два преимущества. С одной стороны, он основан на личности индивида, а с другой, – соответствует динамике всей группы в целом. Поэтому он занимает свое естественное место при обсуждении вопроса о том, что происходит между индивидами в любой группе» [2, с. 70].

Мы полагаем, что имеются основания говорить о социальном развитии как о развитии эндо-экзогенном: одни изменения групп порождаются специфическими социокультурными процессами, зачастую виртуальными, другие – проблемами взаимодействия общества и природы. Хотя, понятно, что это деление содержит элемент условности, поскольку исходный генезис культуры – инструментален и обусловлен именно проблемами природопользования (рис. 2).

Рис. 2. Эндо-экзогенная природа социального развития

Итак, формальное описание динамики социальных групп в ретроспек-тивном и перспективном аспектах требует привлечения представлений о структуре организации групп как иерархии взаимодействующих эшелонов-инвариантов. Эта теория востребована в ходе решения соответствующих обрат-ных задач и интерпретации полученных результатов.

Список литературы

1. Алексеев В.П. Очерки экологии человека/ В.П. Алексеев. – М.: Наука, 1993. – 191 с.

2. Берн Э. Лидер и группа. О структуре и динамике организаций и групп/ Э. Берн. – Пер. с англ. А. Грузберга. – М.: Эксмо, 2008. – 288 с. – (Психология общения).

3. Волков А.В. Принцип идентификации кризисов природопользования/ А.В. Волков // Социально-экономические и экологические проблемы горной промышленности, строительства и энергетики: 3-я Международная конференция. – Тула: Изд-во ТулГУ, 207. – 535 с. – С. 405-410.

4. Волков А.В. Характеристика тенденций развития общества на основе представлений о мышлении и деятельности человека в предметном окружении/ А.В. Волков // Вестник ТулГУ. Серия «Экология и безопасность жизнедеятельности». Вып. 1. – Тула: Изд-во ТулГУ, 2008. – 302 с. – С. 22-30.

5. Иларион (Алфеев). Вы – свет мира: Что нужно знать о христианской жизни/ Епископ Иларион (Г.В. Алфеев). – М.: Эксмо, 2009. – 384 с.

6. Виндельбанд В. О свободе воли/ В. Виндельбанд. – Мн.: Харвест; М.: АСТ, 2000. – 208 с.


Назад к списку